Нахлынувшие воспоминания

Люблю в одиночестве бродить по парку. Иногда договариваюсь с сыном, откуда-когда заберет и гуляю-сижу в скверах-аллеях. В редкие вечера, когда городской транспорт свободен, мы с мужем оставив машину, садились в трамвай-троллейбус на круг-другой. Недавно в трамвае села на «камчатку» и поехала по Абая. Слышу неровный строй старушечьих голосов, наперебой зовущих смущенного внука. - Ай Сакен, кайдасын? Ай Сакен деймин, кұрыпқарғыр… )) Ай, Сакен, где ты? Ай, Сакен, говорю, чтоб тебя…
Защемило… Глазами разыскала нахохлившего мальчишку, сидевшего как замученный воробей на ветке и пережила все, что творится в его душе.

Между собой невестки наш дом называли «колхозный двор». Сколько себя помню в 60-70-х к нам из аула постоянно приезжали родственники, родственники родственников или соседи родственников. Сменялись бешбармаки, самовары чая, пловы, ненавистные куырдаки. На третье утро мама гостей водила по магазинам-базарам. И кемпiрки смотря на меня, обманывались, считая, что я коржын, который они навьючат, чем придется. А я ни под какие уговоры и посулы эти казаны-тазы в руки не брала. Оставалось загадкой для чего они меня брали с собой? Какой прок видели от меня? Если только в качестве переводчика? И в эти минуты, моя мама смущенно, стараясь не смотреть на меня, тихо увещевала то ли родственников, то ли соседей родственников, что без меня они потеряют столько же сколько не потеряют. Но в ответ, вреднючие старушки взмахом руки останавливали мою маму говоря, как без расторопных ног-то?
И после мытарств по магазинам-рынкам начиналось то самое - обратная дорога. Остановка. Автобус. В который я сажусь сзади, делая вид, что знАть их не знаю. В толчее шума и обоюдно огрызавшихся на двух языках горожан и сельских жителей, размещались кастрюли-сковородки, шляпшины и корыта, развешивались сетки с кумганами-чайниками, хозяйственным мылом, порошком «Лотос», расставлялись мешки сахара-муки, и под нарастающие возгласы ворчаще-возмущенных горожан меж их ног и под сидения запихивались пряники, печенья, бублики, парвардашки, километровые макароны и стеклянные банки томатной пасты. Потом рассевшиеся родственницы, а может соседи родственниц ойкая-ойбаекивая сканировали, - Уф-оф, кудайымай.
А ты тем временем, приплюснутая в окно, стоишь и думаешь, «ну все, чтоб еще раз-когда-нибудь», как вдруг одна из столетних непременно вспомнит о твоем существовании. И перекрывая рев мотора по автобусу несется, - Ай баламаууу, кайдааасын? )) Ай… ты где? - мама в ответ тихо-смущенно, «что, она, наверное, где-нибудь сидит» пытается остановить неуправляемый поток. И надо быть наивной поверив, что что-то остановит несущееся изнутри неутомимой родственницы, или родственницы соседей родственниц, - Ай…Ой… да в придачу, ойбоееееей, - и думаешь, «чтоб ты сгорела, карга старая, ты что не слышишь, тебе же говорят, сидит она где-нибудь» но нет, никак этой древней не успокоиться, она
все сотрясает городской автобус выкриками, - Ай, да… Эй…

Я с нежностью наблюдала за мальчуганом. Хотелось подойти, сгладить обиженный вихор на голове и сказать, что «жизнь, это вчера-сегодня-завтра и как быстро пройдет это время, и останется лишь грусть и нежность от воспоминаний того счастливо-безмятежного времени, когда рядом были родные из родных».
Хотелось подойти к этой бабушке, прикоснуться рукой к морщинкам ее рук, почувствовать ни с чем не сравнимое тепло и еще раз услышать это далекое и родное, - Ай–Эй–Уфф–Ойбаееей…